ностальгический рассказ о прошлой Москве

Посудомойка

Июнь 2nd, 2016

Владимир Золотарёв

Svet-v-koridore-obwezhitija-gorit-postojanno

История эта произошла, примерно, году в семьдесят седьмом. Работал я тогда на речном флоте, и благодаря этому нередко доводилось бывать в Москве. В столице у меня жила сестра. В то время она со своей семьёй проживала рядом с метро «Арбатская» в доме старой постройки, который сейчас стёрт с лица земли более современными строениями. Дом этот был одним из осколков скандально-склочных коммуналок. Его прошлое мне точно неизвестно. Жильцы говорили, что это бывший дом купца Морозова, служивший для весьма неприличных целей. Ещё, якобы, в этом доме какое-то время жил композитор Рахманинов и поэтому в нём собираются сделать музей. Слух о музее повергал жильцов в уныние, потому как дом намечался под снос, и перспектива музея отодвигала бы переселение на неопределённый срок.
Когда заходишь в дом, то после высотного, стеклянно-бетонного, сверкающего витринами Калининского проспекта, ты как будто попадаешь в оживший кадр старой кинохроники. Какая-то затхлость, серые стены, подрывающие усилия электролампочек, непривычность форм и деталей.
Комната, в которой жила сестра, находилась на втором этаже в конце длинного полутёмного коридора. Вдоль коридора с одной стороны, как в гостинице, одна за другой расположились комнаты жильцов, с другой, — окна, выходившие в недоступный для солнца двор. Вид коридора навевал воспоминания о кадрах из фильмов и страницах из книг, доносящих до нас времена нэпа.
В воображении появлялись примусы с едой, корыта с бельём, женщины с молниями в глазах, сражающиеся за свою кухонную правоту, либо перемывающие косточки той, которая не находится в данный момент среди них, подсматривающие, подслушивающие, плетущие друг на друга паутины сплетен соседи. В коммуналке для всего этого идеальные условия, потому как здесь все на виду.
Освободившись от плена иллюзий, видишь газовые плиты, холодильники, стиральные машины, шкафы с посудой, общий на весь коридор телефон и санузел. Лавина информации, телевидение со своими «мгновениями», «знатоками» и прочим сделали людей, кроме подданных Бахуса, малообщительными. Так что сплетням и скандалам нанесён значительный урон. Но коммуналка есть коммуналка, а люди есть люди. В каждом из нас сидит червячок любопытства к окружающим и никакое воспитание не в состоянии его вытравить.
Рядом с комнатой сестры была комната дяди Коли. На вид ему было лет сорок пять, ростом — чуть выше среднего, с нормальной для этого возраста полнотой, круглолицый, добродушный, его улыбку не назовёшь дежурной. Резкого раздражительного слова от него никогда не слышал, хотя спорить приходилось. Работал он на железной дороге машинистом, водил составы. Жил дядя Коля вдвоём с женой, а их дочь была замужем. Жена довольно привлекательная блондинка, лет на семь моложе, может быть за счёт косметики. Обычно так высокохудожественно красятся женщины, работающие в учреждениях, где на это предостаточно времени и наиболее болезненно ощущается дефицит молодости. Вечером, после работы, судя по её словам и вздохам, она очень уставала, и дядя Коля так и запомнился мне в кухонном фартучке. Фартучек переходил к жене только в те дни, когда дядя Коля находился на работе. У нас с ним даже возник спор по проблеме приоритета в кухонных делах. Начал я осторожно, с пещеры, мол, ещё тогда взяла начало эта традиция: мужчина охотился, добывал, а обязанность женщины – очаг и дети. Эта традиция, закрепившись веками, дошла и до нас. В общем, я был сторонником женского приоритета. Дядя Коля со мной не согласился. Сказал, что не видит разницы между женщиной и мужчиной в этом вопросе.
В этот раз мы пришли в Москву с зерном. В Южном порту была очередь, и нам предстояло стоять трое суток. Захватив несколько вяленых лещей и ещё кое-каких даров Дона, я направился в гости. Сестра с мужем и сыном, в то время малышом, находились во дворе. Обменявшись приветствиями, скопившейся информацией, мы поднялись наверх. Дядя Коля, как обычно, был в фартучке возле кухонного стола. Дверь в его комнату была открыта, и я увидел сидящую на диване его жену, а напротив, на стуле, сидела дочь. Жена обрабатывала пилочкой ногти, а дочь курила сигарету (в то время курение среди женщин не было таким массовым, как сейчас), и они о чём-то беседовали. По нашим донским меркам, не совсем обычная сцена. Тут же я стал эпицентром внимания всех троих. Мы обменялись приветствиями, вопросами и ответами, после чего я удалился. Слегка перекусив, мы с зятем принялись за лещей и пиво. Стол соседей был рядом, и дядя Коля изредка подключался к нашему разговору.
— Между прочим, трое суток его не было. Только что с работы, — кивнув в сторону дяди Коли, тихонько шепнул мне зять.
Тем временем у матери с дочерью в разговоре что-то испортилось, и они стали налегать на голосовые связки так, что их диалог стал слышен и нам. Наш разговор сам собой прекратился. Я в этой словесной возне ничего не понимал, поскольку не знал ни одной фамилии и прочего. А вот дядя Коля стал прислушиваться и даже бросил мыть посуду. Зять наливает мне пиво и, пытаясь отвлечь, говорит:

— Не обращай внимания. В коммуналке всякое бывает.

А сам, вижу, прислушивается: наверняка понимает суть горящего сыр бора. Оставив своё занятие, дядя Коля быстрыми шагами направился в комнату. Было слышно, как он начал что-то говорить. Тут раздался истерический, не разобрал чей, женский выкрик: «Куда нос суёшь, посудомойка?!».
Он просто выбежал из комнаты. Лицо его побледнело, губы дрожали, в выражении глаз – одновременно, расстройство и извинение перед нами. Как жаль его было в эту минуту, и обидно за наш, вроде бы сильный пол. Но для дяди Коли, наверное, лучшим проявлением было бы наше отсутствие. Мы с зятем сделали вид, что нас интересует только пиво, а дядя Коля, выдавив на лице жалкое подобие улыбки, произнёс: «Ох, лучше с этих женщин не трогать», — и пряча глаза, продолжил мытьё посуды.

«Звезда Придонья» 14 февраля 1987 года.

P.S. представительницам «слабого» пола, которых может что-то задеть в этом рассказе, приведу слова апостола Павла: «Жёны, повинуйтесь своим мужьям, как Господу» (Ефсефянам: 5, 22). «Жена да учится в безмолвии со всякою покорностью; а учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии» (1-е Тимофею: 2, 11-12). Разумеется, только полное отсутствие Бога в душе может привести к такому семейному уродству.